За что? - Страница 64

К оглавлению

Сима Эльская живо соскочила со своего места и закричала:

— Месдамочки! Кого бы ни вызвали — молчать!

— Что это значит, Эльская? — уже окончательно рассвирепел немец, — извольте сейчас же отвечать мне Лорелею!

— И не думаю! — пожимая плечами, произнесла Эльская, усаживаясь на свое место.

— Что-о-о? — нахмурив свои седые, нависшие брови, вскричал учитель и застучал линейкой по столу.

— Я отвечать не буду! — произнесла Сима.

— И я! И я тоже! — послышалось снова из разных углов класса.

— Ага! — прошипел Галленбек, — вы не знаете Лорелеи! Хорошо… Fraulein Дебицкая, Старжевская, Бутузина и Воронская, пожалуйте сюда к кафедре и отвечайте мне сейчас же!

Три названные парфетки — будущие медалистки, и я с ними, вышли на средину класса. Все трое — Валя, Старжевская и Бутузина, не торопясь ответили Лорелею, слово за слово, плавно и красиво, как и подобает отвечать на уроке лучшим ученицам класса.

Галленбек во все время их ответа милостиво улыбался, и по лицу его скользила довольная улыбка.

— Очень хорошо! Очень хорошо! — произнес он и поставил каждой из девочек по жирному и крупному 12.

— Ну, Fraulain Воронская, очередь за вами. Скорее. Но вместо того, чтобы отвечать поэтичную, как природа Рейна, знаменитую легенду в стихах любимого моего поэта, я тупо опустила глаза в землю, закусила до боли губы и упорно молчала, смотря в пол.

— Fraulain Воронская! Вы не хотите ответить?

— Не хочу! — произнесли мои губы, в то время как глаза стойко выдерживали свирепо устремленный на меня взгляд учителя.

— Значит, вы не знаете Лорелеи?

— Нет, я ее знаю!

— Но вы не отвечаете…

— Я не отвечу до тех пор, пока вы не зачеркнете Марусе Верг ее единицу. Она не заслужила ее!

— Это что такое! — так и подпрыгнул на своем месте немец, — в четвертом классе барышни ведут себя, как кадеты! Fraulain Эллис, не обратите ли вы внимание на это! — все так же свирепо обратился Галленбек к восседавшей за столом у окна с работой классной даме.

Она подняла на меня тоскующий взгляд и с видом мученицы проговорила:

— Воронская, отвечайте же.

Я молчала.

Немец еще решительнее ударил линейкой по столу кафедры и проговорил:

— Или вы ответите мне сейчас Лорелею, или… я отправлюсь тотчас же с жалобой к начальнице.

И он обвел весь класс торжествующими глазами и остановил их снова на мне. И так как я продолжала молчать, глядя на него исподлобья злым, вызывающим взглядом, он быстро сбежал с кафедры и скрылся за дверью. В ту же минуту чьи-то горячие руки обвились вокруг моей шеи, чьи-то горячие губы прильнули к моим губам.

— Воронская… Аида… душка… милая… спасибо! — шептала мне Маруся Верг, сжимая меня в своих объятиях.

— Воронская— молодец! Прелесть! Отлично, Воронская! Ну, вот вам и чужестранка, а лучше наших исподтишниц сорудовала! — послышались за мною сдержанные голоса. — Ну, уж и отличились же наши, нечего сказать! Какие бонтонные девицы! Стрижка хороша, а Вера еще лучше. Про Бутузину и говорить нечего— эта совсем оказенилась! Скорее умрет, нежели пойдет против правил институтских! — кричали насмешливые голоса девочек вокруг меня.

Мне улыбались, меня целовали. Те же самые лица, которые, какую-нибудь неделю тому назад считали меня чужестранкой, передатчицей и всячески изводили меня, теперь слали мне свои улыбки. И за что? — решительно не понимаю. За то, что я не решилась поступить иначе! Какой же тут подвиг?

— Воронская! Брависсимо! Дайте мне пожать вашу благородную лапку! — без церемоний, перепрыгнув через парту с сидящими на ней сестричками Пантаровыми, подскочила ко мне Волька, — ей-богу же удружила до сих пор!

И широким жестом руки шалунья провела рукой по горлу.

— Ну, а я должна сказать вам, что вы поступили непростительно дерзко, — проговорила m-lle Эллис, с видом ангела приближаясь ко мне, причем она тщетно силилась придать строгое выражение своему добродушному, милому лицу. — Monsieur Галленбек пожалуется maman. Maman разгневается на вас, и вам придется очень нехорошо, моя милая.

— А я уверена, что maman поймет меня, — тряхнув стрижеными кудрями проговорила я и, пожав плечами, отошла от нее.

— Позвольте и мне поблагодарить вас. Вы поступили благородно, Воронская, — услышала я очень тоненький и нежный голосок за собою.

Подняв голову, я увидела Черкешенку. Она стояла предо мной. Ее красивая, тоненькая ручка, не менее выхоленная, чем рука Вари Голицыной, протягивалась ко мне. Я невольно подалась вперед и поцеловала ее…

Галленбек, против ожидания, не потащился к maman с доносом, а ограничился тем, что передал всю историю инспектору классов Тимаеву. Тот зашел перед вечерним чаем к нам, прочел длинную нотацию о том, как нехорошо дерзко обходиться с учителями, которые пекутся о нашем благе, и, попросив m-lle Эллис оставить меня без шнурка в следующее воскресенье, так же поспешно скрылся, как и пришел.

Этим весь инцидент был исчерпан.

Однако я смутно почувствовала, что с этого дня приобрела уважение класса.

— У Лиды Воронской есть свои убеждения, — часто слышала я фразу, и эта фраза приводила меня в восторг.

У меня есть убеждения! Не правда ли, шикарно?

30 сентября

Утром уроки, днем уроки и вечером опять-таки уроки. Когда же прикажете писать?

Вчера, когда я вошла в класс утром, на моем тируаре красовались две яркие розы редкой красоты.

На маленькой белой карточке было написано мелким красивым почерком:

Прошу принять, как слабую дань моего восторга перед вашим золотым сердцем, душка Воронская!